Донбасс глазами "Нашей Газеты": война войной, а в шахту – по расписанию

Несмотря на военное положение, в Донецке потихоньку налаживается мирная жизнь. С утра люди спокойно бредут на работу. Кто-то из центра города, куда не доносятся взрывы снарядов ВСУ, кто-то – с окраин – здесь жилые дома практически ежедневно попадают под удары. Одним из основных источников дохода для многих продолжают оставаться шахты, которыми еще в СССР славился Донбасс. Корреспондент "Нашей Газеты" попытался понять, почему уголь с донецких предприятий идет на продажу на Украину, как шахтеры относятся к ополченцам, и зачем многие работяги остались, когда другие жители уезжали из страны.

Порошенко как плохой пример

Рабочий день на шахте «Щегловская», находящейся в Макеевке, начинается у всех по-разному. Пока рабочие стоят в очереди на медосмотр, в одном из кабинетов полным ходом идет утренняя планерка. По селектору начальники шахт по очереди говорят о проблемах, планах на день и еще о многом другом. Периодически грозный голос руководства дает кому-нибудь нагоняй – отрицательным примером служит не кто иной, как действующий президент страны.

– Его все считают внутренним врагом, – звучит из колонки. – То же самое происходит и на шахте (не будем говорить название), там есть люди, которые не хотят добросовестно работать, это такие же враги, как и Порошенко.

После планерки все расходятся по своим делам.

– До начала войны на наших шахтах («Щегловская» и «Коммунарская») работало 5300 человек, – рассказывает начальник «Шахтоуправления «Донбасс», потомственный шахтер Юрий Поповкин. – Обе шахты ежедневно давали 6 тысяч тонн угля.

Боевые действия лишили предприятие одной тысячи сотрудников, а добыча упала на 1500 тонн.

– В этом месяце, впервые за год, коллектив начал расти, – продолжает Поповкин. – Однако людей по-прежнему не хватает, ведь далеко не все смогут здесь работать.

Чтобы понять, насколько тяжел труд шахтера, нам предлагают «прогуляться» под землей. После 20-минутного одевания на специальном лифте мы опускаемся на глубину 1000 метров. Внутри находится множество вырытых еще в СССР ходов.

Горняки: «В шахте – как на передовой»

– Ч​тобы добраться до места, где лежит уголь, у рабочих уходит 37 минут, – говорит наш проводник Виталий. – Всего рабочий день длится шесть с половиной часов.

По пути к угольным залежам то и дело попадаются рабочие. О войне люди говорят спокойно – здесь ребята тоже каждый день рискуют жизнью.

– Шахта входит в категорию самых опасных, – говорит Виталий. – В любой момент может случиться внезапный выброс газа и произойти взрыв.

Когда начались боевые действия, многие работники поспешили уехать, однако большинство осталось.

– Война​ войной, а работать все равно нужно, – говорит шахтер с 18-летним стажем Вадим Ломакин. – Кто-то ведь должен молодую республику подымать.

У 35-летнего рабочего из Макеевки на руках двое детей и жена в декретном отпуске. Зарплаты 11 000 гривен едва хватает сводить концы с концами.

– Уезжать отсюда у меня даже в мыслях никогда не было, я все-таки патриот своей земли, – продолжает шахтер. – Я хочу, чтобы Донбасс процветал, чтобы закончили стрелять, чтобы дети смеялись, а не плакали.

– Я тоже никогда не собирался покидать Донецк, – подхватывает его коллега Олег. – Были мысли пойти в ополчение, но чтобы уехать – никогда.

200 шахтеров стали ополченцами

Между тем, несколько сотен горняков действительно пополнили ряды ополченцев, и многие из ребят с войны не вернулись.

– У нас с участка ​парень погиб, – вспоминает Ломакин.

– Как относитесь к людям, которые уехали? – спрашиваем у рабочего.

– Это их​ личное дело, – отвечает Вадим.

– А к р​ебятам, которые ушли в ополчение? Наверняка лучше, чем к тем, кто уехал? – задаем немного провокационный вопрос.

Ломакин опускает глаза, пару секунд думает.

– Наве​рное, да, – наконец выдыхает шахтер.

Тыл – это второй фронт

Война в разы ускорила рабочий день шахтеров.

– Работы очень много, пять минут, конечно, бывает на перекус, но не больше, – говорит механик с 20-летним стажем работы под землей Андрей Поттопкин. – Из-за нехватки людей увеличивается нагрузка на каждого рабочего.

Однако людей это не пугает, напротив, многие работают с утроенной отдачей.

– Тыл – это наш второй фронт, – продолжает Поттопкин. – Не всем же идти воевать, кто-то должен и в тылу трудиться.

По разговорам в шахте (и не только в ней) чувствуется, что люди даже не допускают мысли о возвращении Донбасса в состав Украины.

– Они (украинские власти) только и делают, что стреляют, – говорит 25-летний Николай. – Сколько мирных людей уже погибло: и взрослых, и детей.

У 17-летнего парня умер отец, он остался единственным кормильцем в семье. Пришлось бросить учебу и пойти на шахту. И все же, несмотря на войну, молодой шахтер не унывает.

– Можно сказать, что живем хорошо, работаем, получаем деньги, – улыбается Николай. – Работа, конечно, тяжелая, но делать нечего.

Бизнес есть бизнес

Парадокс, но большинство угля, полученного на шахтах Донбасса, идет через различные частные фирмы на продажу на Украину, в частности, на коксохимический комбинат в Авдеевку.

– Мы п​оставляем уголь не военным, а металлургам, – объясняет Юрий Поповкин. – А эти люди вряд ли имеют отношение к обстрелам наших городов.

Другая часть угля расходится внутри Донецкой республики. Одно время велись разговоры о поставке в Россию, но пока дальше бесед дело не дошло.

– Мешает статус ДНР как н​епризнанной республики, – продолжает Поповкин. – Поэтому ничего не остается, как сбывать уголь Украине.

Как ни крути, а другого выхода пока нет, ведь продажа угля обеспечивает пусть и небольшую зарплату рабочих обеих шахт.

– Мы живем сейчас одним днем, прожили день и слава Богу, – подводит итог председатель независимого профсоюза горняков ДНР Валерий Богатищев. – Конечно, это неправильно, но такая ситуация в нашей молодой республике.

Автор – Михаил Кевхиев