Режиссер Алексей Самолетов рассказал корреспонденту НАШЕЙ в интервью об особенностях своей работы в "горячих точках", чувствах при съемках в невесомости и том, как выглядит Вселенная.
Алексей Самолетов – известный российский журналист и сценарист. Работал в "горячих точках" в Афганистане, Таджикистане, Чечне, Грузии, Ингушетии, Абхазии и не только. Сотрудничал с МКС и действовал в условиях невесомости. Автор большого количества документальных фильмов.
– Вы не раз работали в "горячих точках". Расскажите пожалуйста об особенностях работы военного журналиста? Где было работать сложнее всего?
– Особенности работы военного журналиста в том, что он должен быть абсолютно в материале. Предварительно готовится к любой фактической "горячей точке". Должен понимать историю конфликта, природу ее возникновения. Дело в том, что на войне люди размышляют крайне сложно, они выполняют некие физические действия в попытке убить противника или захватить его в плен.
Общаться приходится с людьми, которые занимаются тактикой. Когда ты работаешь на площадке, где совершаются большие решения, понимать их логику. Тогда ты сможешь просчитать риски.
У меня был беспрецедентный случай в 1992 году, когда я работал в Таджикистане. Контактировал с американскими и английскими журналистами. Тогда Стефани де Грут, работающая продюсером на одном из ведущих американских новостных каналах, спросила у меня, что может произойти дальше. Я ей тогда расписал события на следующую неделю, и оно все сбылось по моим прогнозам, так как я знал природу взаимоотношений между командирами, расположения войск. Стефани на третий или четвертый такой прогноз спросила: "Я не поняла, ты, что ли, руководишь этими операциями?".
Ну а самое сложное на войне – это, конечно, потеря людей! В журналистской профессии всегда нужно делить человеческую сторону с профессиональной. К примеру, когда ты видишь, что человек хочет сброситься с крыши, нужно его спасти, а с профессиональной точки необходимо это снять. Это всегда боролось во мне, да и в любом человеке.
– Что Вы чувствовали, находясь в близости от разрывающихся снарядов?
– Да нету в таких ситуациях каких-то эмоций. Работа есть работа. Когда ситуация возникала критичная, я отбирал у оператора камеру и сам шел снимать. Все люди с которыми я работал на протяжении 9 лет, не попали в плен и все выжили. Нужно просчитывать риск и быть к нему готовым. Знать когда нужно остановиться. У меня на Ближнем Востоке погибла съемочная группа. Мы было уже все отсняли, но ребята захотели снять еще одну картинку и не вернулись с этого полета. Очень жаль людей.
Военная журналистика неотрывно связанна со спортом. Нужно быть готовым вместе со спецназом преодолевать полосу препятствий. Для работы в "горячих точках" нужно проделывать огромную работу, быть готовым к неожиданным поворотам происходящих ситуаций.
– Как вы считаете, могут ли экстремисты попытаться совершить теракты в Крыму?
– Да могут, конечно. И не только на полуострове. Ситуация страшная сейчас в мире. И это зародилось не сегодня, она опять же была прогнозируемая. Мы сейчас живем на таком переломе историческом и человеческом во время больших перемен. Дело в том, что это происходит в головах людей. Мы превратились больше в потребителей. И каждый только хочет, чтобы ему что-то дали.
У меня иногда возникает ощущение, что мы – как голодные дети, которые дорвались до мешка с мукой. Но самое страшное, что если долго голодать, а потом дорваться до мешка муки, для человека это может закончится летально.
Дело в воспитании, мир не смог создать общую культурную модель. Так каждый и тянет на себя одеяло, и я считаю, что оно уже порвалось.
– Расскажите о работе с МКС в условиях невесомости? С чем можно сравнить чувства, испытываемые в невесомости?
– Не с чем невозможно сравнить чувства ощущаемые в невесомости, это что-то неповторимое.
Мы писали сценарий для фильма про станцию "Салют семь" и про то, что там происходило с Владимиром Джинибековым и Виктором Савиных. Так вот, там описан такой эпизод: когда станция оттаяла и начался самый чудовищный момент. Сначала было все замерзшее, а потом начался потоп. Так вот, плывет шар воды и падает на лицо Джанибекова, и он начинает задыхаться. Вода в невесомости как желе или гель, она обволокла голову Владимира и воздух не поступал в организм. И, по сценарию, Савиных со всего размаху залепляет пощечину Владимиру, и они разлетаются в разные стороны. А вода как гель сползает с лица. Вода не течет, в невесомости она собирается как ртуть.
Для меня это потрясающее ощущение свободы, а потом наступает перегрузка. Для меня это была интересная игрушка, а многих ребят-журналистов просто выворачивало наизнанку. Мне их было очень жаль.
Был еще интересный случай, когда мы с напарником за 22 секунды в невесомости снимали стендап. Я включаю камеру и бросаю ее коллеге, он ловит, разворачивает и пускает ее обратно. Пока камера летела, 12 секунд, я зачитал текст и успел поймать аппаратуру в последний момент, иначе она бы просто ударила больно по лицу.
– Как вы считаете, смогут ли конструкторские разработки в области самолетостроения и космонавтики, которые проводятся в Крыму, помочь совершить новый прорыв в разработках России?
– Сейчас физики всего мира не могут совершить этот прорыв. Мы ведь можем летать дальше, дозаправиться и дальше лететь. Можем сделать больше вес, воспользоваться вертолетной техникой и многое другое. Но мы не можем летать по-другому.
Если мы сейчас, с учетом тех экспериментов, которые проводились на международных станциях... Дадут на земле управляемую термоядерную реакцию. Если мы найдем новые источники энергии. Пока не изменится принцип летания, никаких прорыва и переворотов не произойдет ни в Крыму, ни в Америку, ни где бы то ни было...
Другое дело, что Коктебель с его школой и евпаторийский опыт внесли большую лепту в общую работу, но мы не изменили принципы летания и не научились телепортироваться, а это уже из области фантастики...
– Какой из своих документальных фильмов Вы считаете самым успешным?
– Нет самых успешных. Кино – это инструмент и исследование. Мы обладаем удивительной возможностью собрать на одном рабочем столе разные факты и соединить их. Мы занимаемся чем, сначала генерим идею, потом понимаем, что из этого может получится фильм, собираем много людей и фактов, "кладем" это на пленку и получаем физический объект под названием кино. Это большой труд.
Вот, пожалуй, самой сложной для меня была работа над фильмом о Юрии Гагарине. Слишком много человеческих вещей во время работы над этой лентой изменилось в нас. Удивительно, что есть люди, которым как бы дано сделать, что-то одно значимое и великое.
– Сколько, по Вашему мнению, времени необходимо человечеству, чтобы создать полноценную колонию на Марсе или Луне?
– Все будет зависит от концентрации финансовых и умственных вложений. Проект Марса пока только в теории, а относительно Лунного поселения, то в России есть проект расчерченный, даже с интерьером. Лунный город, который нужно полететь и поставить. Но сейчас мы этого не потянем, да и никто не сможет сам. Нужно всем миром лететь на луну, а не устраивать гонки, как в 60-х годах.
– На какой планете Вы бы хотели побывать?
– Ни на какой, на Земле бы успеть все делать. Я сам не очень замороченный космосом. Я заточен на открытие людей, тогда я делаю какое-то кино, либо пишу статью для открытия в людях их новых. Пусть планетами занимаются специалисты.
– Как, по вашему мнению, выглядит Вселенная?
– Я не знаю как выглядит Вселенная. Но четко теперь знаю, что когда мы говорим о некотором путешествии в пространстве и времени. О чем говорят многие физики: "Это происходит в нас самих?" Можно искать бога вовне, а можно в себе. Те, кто ищут и создают теории Вселенной, делают это, потому что в них есть это. Вселенная в человеке бесконечна, так же как машина времени, которая существует в нашей памяти.
- Напомним, ранее НАША писала, что Алексей Самолетов презентовал в Симферополе свой новый документальный фильм.
- Еще Самолетов рассказал свое мнение по поводу скандала, связанного с высадкой американцев на Луне.